Феномен воображения

Вячеслав Вольнов

Что такое воображение? Ответ зависит от того, как мы поймем образ. Рассмотрим два толкования образа – «догматическое» и «критическое». Оба толкования едины в том, что помимо сущих, называемых «субъектом» и «объектом», существует еще нечто, называемое «образом». Различие же в том, что если в догматическом толковании образ – отражение объекта, то в критическом – всего лишь явление. Иными словами, если в первом случае образ похож на объект, то во втором – не имеет с ним ничего общего. Явление, учил Кант, нельзя считать знанием о вещи в себе. Явление говорит лишь о том, что вещь существует, но какова она – об этом явление молчит.

1                      

Нетрудно заметить, что оба толкования толкуют образ как сущее – третье наряду с субъектом и объектом. Ибо утверждают, что образ существует. И хотя в обоих случаях речь не идет о существовании в действительности, стоит нам сказать, что образ существует, как мы тут же истолкуем его как сущее. Ибо лишь сущее подлежит существованию. Ибо лишь про сущее можно сказать, что оно существует или не существует.

2                      

Но если образ есть сущее и существует, то тут же напрашивается вопрос: где он существует? И так как он не существует в действительности, приходим к выводу, что он существует в душе, уме или сознании. В итоге душа, ум или сознание истолковываются как сферы, в которых пребывают образы и все прочие «феномены сознания» – чувства, мысли и т.д. С точки зрения феноменологии сферическое понимание сознания – не более чем метафора, которая до определенных пределов терпима, но только не в вопросе о том, что такое воображение и образ. С точки зрения феноменологии образ должен быть понят феноменологически, т.е. не как сущее, а как бытие.

3                      

Проще всего понять образ феноменологически, если понять таким же образом его моменты – ощущения. Возьмем боль, которую испытывает человек при соприкосновении с острым предметом. Если боль – ощущение, то мы не можем сказать, что человек ощущает боль. Сказав такое, мы тем самым истолкуем боль как ощущаемое, тогда как ощущаемым является не боль, а страдание от действия предмета на тело. Предмет касается тела, тело страдает от касания, и именно это страдание ощущается человеком в боли. Иными словами, в выражении «ощущение боли» слово «боль» именует не ощущаемое в ощущении, а само ощущение, и поэтому правильно говорить не «я ощущаю боль», а я «пребываю в боли». Если боль – ощущение, то она должна быть понята как бытие сущего, и значит человек относится к боли ровно таким же образом, как сущее к бытию: сущее пребывает в бытии.

4                      

Из сказанного следует, что феноменологически ошибочно не только выражение «я ощущаю боль», но и «я ощущаю красный цвет». Цвета, звуки, запахи и вкусы – не ощущаемое в ощущениях, а сами ощущения. Правильно говорить не «я ощущаю красный цвет», а «я пребываю в красном цвете», не «я ощущаю сладкий вкус», а «я пребываю в сладком вкусе». Красное и сладкое суть такие же способы бытия, как чтение или хождение, и поэтому человек их не ощущает, а в них пребывает.

5                      

Мы говорим «тело находится в движении», и говорим правильно, потому что движение – способ бытия. Мы говорим также «человек в страхе» или «в гневе», и вновь говорим правильно, потому что страх, гнев, радость и прочие переживания – способы бытия. И ровно в том же смысле мы должны понять выражения «человек в цвете», «в запахе» или «во вкусе». Ибо чем бы ни отличались ощущения от движения и переживаний, они имеют ту же самую категориальную принадлежность.

6                      

Поскольку образ – целое ощущений, то и к нему человек относится как сущее к бытию. При восприятии человек вовсе не созерцает образ предмета – такое словоупотребление истолковывает образ не как бытие. При восприятии человек пребывает в образе предмета, подобно тому как он пребывает в чтении или хождении, в боли или красном цвете. И тогда проясняется, что такое воображение – вхождение и пребывание в образе. Вообразить кентавра – значит войти в образ по имени «кентавр», воображать кентавра – значит пребывать в образе по имени «кентавр». Слово «кентавр» именует не воображаемое в воображении, а бытие, в которое человек входит и в котором пребывает в воображении.

7                      

Обратим внимание, что выражение «войти в образ» не является для русского языка чужеродным. Его используют применительно к актеру, который играет Гамлета или Ромео и так вживается в свою роль, что как бы и не отличишь – Гамлет перед нами или актер. Вхождение в образ в театральном смысле содержит воображение в качестве момента, однако было бы ошибкой утверждать, что это частный случай воображения. Актерское вхождение в образ есть играние-роли, а играние-роли – частный случай игры, а не воображения. Правда, применительно к воображению мы иногда тоже говорим об игре – об «игре воображения», однако могу ответственно заявить, что в данном случае имеет место не игра, а квази- или псевдоигра (т.е. почти- или лжеигра). Обоснование этого утверждения требует раскрытия феномена игры, но это уже тема для самостоятельного исследования.

8                      

Феноменологическое истолкование воображения обнаруживает, что расхожее понимание воображения как творения образов есть не более чем метафора. В творении творится сущее, например в творении мира – природные тела и человек, тогда как в воображении никакое сущее не творится. Конечно, в расширительном смысле можно сотворить не только сущее, но ведь расширить смысл слова – это как правило и означает использовать его в переносном смысле. Воображение – необходимое условие творения, но само не есть творение.

9                      

И уж тем более метафорой является понимание воображения как порождения образов. Вспомним христологический спор IV в. о том, рожден Иисус или сотворен. Согласно Афанасию Великому, сотворенное не имеет с творцом единой сущности, и поэтому будь Иисус творением, он не был бы Богом. И наоборот, рожденное имеет ту же сущность, что и рождающий, и поэтому лишь если Иисус рождается от Бога, он тоже Бог. Иными словами, порождение подразумевает родовое единство порождающего и порождаемого, тогда как образ не только иного рода чем человек, но и иной категории: человек – сущее, образ – бытие.

10                   

Верно конечно, что феноменологическое истолкование воображения тоже можно обвинить в метафоричности, поскольку в буквальном смысле войти можно лишь в дом, реку и т.п. Но у метафоры «войти в образ» то преимущество, что она не меняет категориальную принадлежность образа. Кроме того, можно считать, что в феноменологии глаголы движения имеют не переносный, а новый смысл, подобно тому как такой же новый смысл имеет в феноменологии предлог «в» – в выражении «пребывать в бытии».

11                   

Но если образ не есть воображаемое в воображении, то есть ли у воображения воображаемое? Нет конечно! Ведь именно этим и отличается воображение от восприятия! У восприятия всегда есть воспринимаемое, но только не какая-то там «ноэма», как об этом учил Гуссерль, а объект восприятия. У восприятия и других «феноменов сознания» нет никаких «ноэматических коррелятов», на которых помешался Гуссерль и другие феноменологи. «Ноэматические корреляты» суть не более чем мистификация, и остается лишь удивляться тому, как долго эта мистификация держится.

12                   

Воображение отличается от восприятия не только отсутствием воображаемого, но и тем, что если при восприятии меня вводят в образ, то при воображении я сам вхожу в образ. Правда, это «я сам» не означает непременно «по воле». Не исключено, что вообразить можно и по воле, но все же как правило воображают не по воле. Недаром говорят об «бессознательной силе воображения», хотя правильнее говорить не о бессознательности, а о невольности – «я воображаю невольно». Да и что такое сознание и бессознательное?

13                   

Однако было бы грубой ошибкой утверждать, что при воображении не я вхожу в образ, а меня вводит в образ некое оно. Ибо если оно, то помимо сущего по имени «я» мы допускаем еще одно сущее по имени «оно», и тогда перед нами неразрешимый вопрос: где это оно существует – в я или вне я? И если в я, но не в смысле «в теле», то тогда уже само я будет понято сферически, что есть такая же метафора, как и сферическое понимание сознания.

14                   

Остается лишь понять, почему повседневная (и не только повседневная) речь упрямо толкует образ как воображаемое. Здесь я ограничусь лишь гипотезой. На мой взгляд, поставленный вопрос равнозначен вопросу о том, почему глагол «воображать» переходный. Ибо раз он переходный, то от него можно образовать причастие «воображаемое» (для сравнения: от глагола «ходить» схожее причастие не образуешь), и так как воображаемым не может быть объект, возникает видимость, будто помимо субъекта и объекта существует нечто третье, что и получает наименование «образ».

15                   

Но почему глагол «воображать» переходный? Потому что переходен глагол «воспринимать», а у воображения и восприятия есть общее – вхождение и пребывание в образе. Причем глагол «воспринимать» переходный по существу, поскольку у восприятия всегда есть воспринимаемое. Иными словами, переходность глагола «воображать» – следствие переходности глагола «воспринимать» и родственности этих глаголов. Вспомним, как Лютер увидел черта и запустил в него чернильницей. Спрашивается: почему он это сделал? Потому что вошел в образ по имени «черт», но осмыслил этот образ не как образ воображения, а как образ восприятия. Иными словами, причина его действия – ошибка осмысления, обусловленная родственностью воображения и восприятия и наличием у восприятия воспринимаемого.

16